В Украине история занимает значительное место в общественных дискуссиях. Безусловно, это связано со слабостью и периферийностью украинского капитализма. Государство и элиты постоянно нуждаются в самолегитимации и легитимации своих претензий, а история является для этого подходящим ресурсом. Вторая мировая стоит в центре противоречий между различными нарративами исторической памяти как в Украине, так и между Украиной и ее соседями.
Советская политика памяти о Второй мировой войне строилась вокруг мифа о «Великой Отечественной войне» (1941-1945), которую героическими усилиями бойцов фронта и тыла выиграл советский народ. Миф начали сознательно конструировать еще во время самой войны, но особого размаха он достиг при правлении Леонида Брежнева. В центре этого мифа оказались три славянские республики Советского Союза. «Окопная правда», проникнутая человеческими страданиями и переживаниями, переплеталась с официозным милитаристским нарративом памяти о Великой победе.
После начала «перестройки» в Украине начался процесс «суверенизации» или/и «национализации» истории. Это было связано с новым подъемом национальных идей и развитием национально-демократического оппозиционного движения. В это время и в начале 90–х гг. постепенно начинает формироваться новый канон и заполняются «белые пятна» советской истории. Историк Георгий Касьянов предлагает выделять два эксклюзивных нарратива памяти в независимой Украине: советско-ностальгический (преобладает в южных и восточных областях Украины) и национальный/националистический (преобладает в западных областях). Существует также смешанный или амбивалентный нарратив, который доминирует в центральных областях страны. Вторая мировая является одним из краеугольных камней обоих нарративов. Если в националистическом нарративе Организация украинских националистов и Украинская повстанческая армия выступают как «подлинные» борцы за украинскую независимость против СССР и нацистской Германии (часто описывается как борьба «против двух тоталитаризмов»), а Красная армия, соответственно, выступает скорее в негативной роли как сила, способствующая «оккупации» Украины, то в советско-ностальгическом именно Советский Союз и Красная армия являются освободителями Украины от фашистских захватчиков, а ОУН и УПА описываются как коллаборационисты, пособники нацистов.
Официальное обращение с прошлым менялось. Президент Леонид Кучма (1994–2005) и тогдашние политические элиты пытались балансировать между различными версиями прошлого. ОУН и УПА присутствовали в учебниках истории, но им не отводилась ключевая роль. Уже в 90–х советский нарратив о Великой Отечественной войне был «национализирован». В учебниках, официальных документах и публичных выступлениях говорили о «Великой Отечественной войне украинского народа» и вкладе украинского народа в победу над фашизмом. Только во время и особенно после так называемой «Оранжевой революции» (2004–2005) различные партии правящего класса начинают «открывать» историю как важный политический ресурс, который может использоваться в борьбе за голоса граждан. При этом каждое последующее изменение власти приводило к изменению политики памяти.
Националистический контрнарратив в Украине начал оформляться в конце 80–х гг., хотя до этого он уже существовал на уровне семейной памяти и в эмиграции. Первые памятники лидеру ОУН Степану Бандере появились на Западе Украины еще в позднесоветское время в 1990–1991 гг. Но только при Викторе Ющенко (2005–2010) героизация УПА стала частью государственной политики. Он официально присвоил звание героев Украины лидерам ОУН и УПА. Вторую мировую стали рассматривать не как героическую победу над нацистами, а как ужасную трагедию украинского народа в условиях «безгосударственности». После победы Виктора Януковича (2010–2014) на следующих выборах политика памяти снова изменилась и произошел откат назад – к советско-ностальгической версии прошлого. В учебники было возвращено понятие «Великая Отечественная война», а лидеры ОУН и УПА лишились статуса героев.
Постмайданная политика памяти: «декоммунизация» и героизация
Постмайданная власть, находясь в неустойчивом положении, начала использовать национализм как способ легитимации режима. Содной стороны, это было логичным продолжением «политики идентичности» Евромайдана, а с другой – имело целью артикулировать себя как противоположность «политике идентичности» антимайдановских протестов на Юге и Востоке страны и России, а позже – и сепаратистским республикам, которые опирались на советско-ностальгический нарратив. Память о войне стала мобилизационным ресурсом для обеих сторон конфликта. Сравнение врагов с фашистами, которое присутствовало по обе стороны, но особенно с пророссийской, или «советскими оккупантами» с украинской стороны стало чем-то обыденным.
Во второй половине 2014 г. Украинский институт национальной памяти, созданный еще при Ющенко, но утративший свою центральную роль во время Януковича, был снова переформатирован в центральный орган исполнительной власти «в сфере возобновления и сохранения национальной памяти Украинского народа»[1]. Возглавил институт Володимир Вятрович – историк, известный отбеливанием ОУН и УПА. Институту удалось пролоббировать так называемый «декомунизационный пакет» законов, который был принят парламентом, несмотря на критику, без обсуждения и с нарушением регламента. Согласно этому закону, советское прошлое приравнивается к нацистскому, а весь период советской истории (1917–1991) подлежит осуждению как преступный и тоталитарный. Этот закон стал основой для запрета КПУ и других организаций, которые позиционировали себя как коммунистические, а также для организации масштабных переименований, снесения советских памятников и мозаик. Нарушение закона карается ограничением свободы на срок до пяти лет или лишением свободы на тот же срок с конфискацией имущества или без такового.
«Негативный» закон дополнялся «позитивным» – «О правовом статусе и почитании памяти борцов за независимость Украины в ХХ веке». Среди прочих этот закон героизирует такие противоречивые организации как ОУН (как фракцию Мельника, так и Бандеры) и УПА. Кроме того, отдельным указом Порошенко осенью 2014 г. 14 октября было провозглашено Днем защитника Украины. Этот день различные националистические организации праздновали как день создания УПА. Идеология ОУН долгое время была если не фашистской, то очень близкой к фашизму. Члены ОУН сотрудничали с фашистскими движениями в Европе и нацистской Германией, а во время Второй мировой войны некоторые участвовали в Холокосте и в этнических чистках поляков.
Закон двойных стандартов
В принятом законе о запрете коммунистической и нацистской символики непропорционально детально расписана запрещенная коммунистическая символика, в противоположность к этому почти игнорируются фашистские символы, кроме ключевых символов НСДАП и нацистской Германии. Кроме того, из-за новых поправок из Криминального кодекса исчез запрет на публичное оправдание и отрицание преступлений фашизма, включая преступления, совершенные противниками антигитлеровской коалиции, коллаборантами и «преступления, совершенные организацией "Ваффен-СС" и подчиненными ей структурами».
Несколько модифицированную нацистскую символику использует отдельный отряд специального назначения Национальной гвардии Украины – полк «Азов». Его члены носят нашивки с эмблемой дивизии СС «Мертвая голова». Различные ультраправые организации регулярно проводят марши в городах Украины, используя как «старую» фашистскую символику, так и символику сегодняшних праворадикальных движений. Вполне легально существует праворадикальный бренд Svastone, который выпускает одежду с фашистской символикой.
Во Львове регулярно проводится марш в честь дивизии СС «Галычына». Бывший глава Института национальной памяти Вятрович на требования об осуждении его организаторов ответил, что их символика не подпадает под запрет, дивизионники – не преступники или герои, а лишь жертвы обстоятельств. Напомню, что дивизия была подразделением «Ваффен-СС». Такая политика двойных стандартов сопровождает весь процесс «декоммунизации».
В законе предусмотрено исключение. Места памяти, посвященные людям, которые сделали большой вклад в победу над нацистами, могут не переименовываться. Но в действительности некоторые из них были удалены из публичного пространства (иногда усилиями праворадикальных организаций) или подвергаются вандализму.
Между «объединением нации» и расколом страны
На официальном уровне постмайданный политический истеблишмент продвигал идею Украины как страны, единой в своих стремлениях, но при этом не пытался искать компромисс с противоположной стороной, а лишь усиливал враждебность. Навязывание националистического нарратива исторической памяти должно было помочь консолидировать нацию перед лицом врага, но в действительности лишь обострило конфликт памятей как внутри страны (усугубив поляризацию), так и на международном уровне. Советско-ностальгический нарратив, который националисты отождествляют с (про)российским, или его элементы поддерживает значительная часть населения страны, хотя после Майдана региональный миф об ОУН и УПА вышел за свои рамки и получил большую поддержку. По данным социологической группы «Рейтинг» в 2015 г. 41% граждан поддерживал идею признания ОУН и УПА участниками борьбы за украинскую независимость, а в 2018 – 45%. На Востоке и на Юге страны в 2018 г. уровень поддержки не поднимается выше 30%, а против выступили 52% и 46% соответственно.
9 мая в большинстве постсоветских стран празднуют День победы над нацизмом. Если многие другие советские символы и символические даты исчезли бесследно, то этот день не утратил своей роли, так как он апеллировал к опыту множества людей и их семей. Обычно 9 мая проводятся различного рода концерты с выступлениями официальных лиц и шествия, которые оканчиваются возложением цветов у памятников павшим советским солдатам.
Один из «декоммунизационных» законов должен был постепенно вытеснить этот день из символического пространства. Так как это было невозможно сделать сразу из-за возможного сопротивления населения, производилось смещение через реартикуляцию Дня победы и добавление нового праздника – Дня памяти и примирения 8 мая. По закону это день почитания памяти всех жертв Второй мировой войны.
В противоположность привычным символам осуществляется попытка «изобретения» нового символического набора. Знамя победы (штурмовой флаг 150-й ордена Кутузова II степени Идрицкой стрелковой дивизии, который был поднят над Рейхстагом), один из традиционных символов праздника, подпал под запрет, так как в нем присутствует серп и молот. Использование георгиевских/гвардейских лент, ранее одного из популярных символов Дня победы, было запрещено в июне 2017 г., под предлогом, что георгиевскую ленту используют сепаратисты. Вместо этого было предложено использовать красные маки, следуя «европейской традиции».
9 мая стало одной из самых конфликтных памятных дат, так как в этот день почти каждый год происходят столкновения, спровоцированные, как правило, националистическими группами. К тому же полиция задерживает людей, использующих советскую символику или гвардейскую/георгиевскую ленту. Международная правозащитная организация Amnesty International признала такие задержания 9 мая 2017 г. нарушением свободы выражения, критикуя закон, запрещающий советскую символику, как нарушающий права человека. Тогдашний вице-премьер-министр Вячеслав Кириленко увидел в заявлении «руку Кремля».
Хотя власть пыталась вытеснить этот праздник из символического поля, он остается одним из самых популярных светских праздников в стране, а поддержка переноса всех празднований на 8 мая минимальна. Идея примирения, заложенная УИНП, в спайке с отрицанием советского опыта как опыта активного участия (как в достижениях, так и в преступлениях), не является примирительной, она строится на утверждении только одного нарратива национальной истории: советское знамя никто не повесит рядом с символикой УПА. Портрет украинского советского партизана Сидора Ковпака не будет висеть рядом с портретом Бандеры. Диспропорция закреплена изначально в законах, в которых стороны примирения не выступают как равноправные. Сложно примирить два противоположных опыта, представляя себя наследником одного из них.
Международное измерение конфликтов памяти
Если «войны памяти» с Россией лежат на поверхности, то другие проблемы, спровоцированные героизацией радикально националистических организаций, часто забываются. 2 января 2020 г., на следующий день после уже традиционного факельного шествия националистов в честь дня рождения Степана Бандеры, послы Израиля и Польши в Украине опубликовали совместное заявление, в котором раскритиковали поддержку на различных уровнях государственной власти «почитания людей, которые активно пропагандировали этнические чистки»[2]. Министерство иностранных дел Украины отрицает существование какой-либо проблемы и утверждает, что каждое государство и каждый народ сами определяют, каких героев почитать. Конечно, это затушевывание и уход от проблемы возмутили Министерство иностранных дел Израиля, которое заявило, что «the glorification of antisemites and murderers of Jews are not an internal matter of any country».[3]
Отрицание проблемы вместо ее критического обсуждения является самой главной проблемой украинской политики памяти. Бывший глава УИНП Вятрович отрицал и отрицает причастность ОУН к антиеврейским акциям. Исключения возводятся в правило. Конечно, это только часть истории, и среди ОУНовцев были люди, спасавшие евреев. Так, например, Федир Вовк, во время нацистской оккупации присоединившийся к ОУН(б), был признан Праведником народов мира. Член ОУН(м) Роман Бида (Гордон) спас одну еврейскую семью во время расстрелов в Бабьем Яру. Эти факты не должны игнорироваться, но это не должно вести к преуменьшению антисемитской составляющей ОУН как организации.
Это не значит, что Холокост отсутствует в культурной памяти Украины. Существуют музеи Холокоста, памятники, издаются книги, проводятся выставки и конференции, а также планируется постройка большого мемориала в Бабьем Яру. Украинское правительство тоже не игнорирует Холокост, что особенно важно для его легитимации на «Западе». На официальном уровне проводятся соответствующие памятные мероприятия, но при этом последовательно замалчивается антисемитизм многих «национальных героев». Президент Зеленский сделал большой шаг вперед, но при этом очевидны его попытки уйти от проблемы. Зеленский пытается очертить границы нации по-новому. В интервью израильской газете он сказал: «The statistical information that we have shows that one in four of the Jews who were killed in the Holocaust were Ukrainian. That is why, for Ukrainians, it is very important to honor the victims of the Holocaust»[4]. То есть он не позиционирует евреев как Другого, но включает в понятие украинцы. Но в этом же интервью Зеленский уходит от проблемы антисемитизма в Украине, ссылаясь на статистику: указывает, что уровень антисемитизма в Украине низок. Но не говорит о том, что в Украине героизированы антисемиты и антисемитские организации.
Подобная ситуация отрицания проблемы сложилась с Польшей. На Волыни и в Восточной Галичине украинским националистическим подпольем были проведены чистки польского населения. Волынь 1943 г. является важной частью исторической памяти в Польше и вписана в общенациональный мартиролог Второй мировой войны. В Украине же Волынская резня почти не присутствует в публичном поле. Официальная постмайданная украинская политика памяти в этом отношении весьма противоречива.
Бывший глава УИНП Вятрович является активным сторонником концепции украинско-польской войны, в рамках которой осуществляется попытка приуменьшить ответственность ОУН(б) и УПА за убийство мирных жителей и приравнять антипольские операции УПА и антиукраинские акции АК. Но в декабре 2014 г. украинский президент Порошенко, выступая в польском парламенте, просил прощения за Волынскую трагедию, при этом призывая к деполитизации темы. В 2015 г., буквально через несколько дней после того, как один из центральных проспектов Киева был назван в честь Бандеры, президент Порошенко стал на колени перед памятником жертвам Волынской резни в Варшаве. Это была очевидная отсылка к известному Warschauer Kniefall Вилли Брандта. Во всех этих случаях была задекларировано готовность к диалогу, но не было и речи об отказе от концепции Волынской трагедии или отказе признавать УПА и ОУН как героев.
Совместное заявление польского и израильского послов было не первой негативной реакцией на героизацию ОУН и УПА со стороны Польши. Закон, в котором героизируется ОУН, был принят 9 апреля 2015 г., почти сразу после выступления Президента Польши Бронислава Коморовского, где он всячески выражал поддержку Украине. Это было интерпретировано многими польскими СМИ как неуважение. В 2017 г. глава правящей консервативной польской партии Право и Справедливость (PiS) Ярослав Качинский заявил, что в Украине строится культ ОУН и что с Бандерой Украина не сможет войти в Европу. После того, как одна из киевских улиц была названа в честь Романа Шухевича, польский историк и регулярный комментатор политики памяти в Украине Лукаш Адамский писал: «Называние одной из главных артерий столицы улицей Романа Шухевича для многих друзей Украины является переходом красной линии, за которой нет больше диалога»[5].
В такой конструкции памяти остается мало места для украинцев, которые спасали поляков. Некоторые историки утверждают, что было спасено около 2,5 тысяч человек, за оказание помощи украинцев убивали радикальные националисты. Кроме того, этнические украинцы составляли большинство жертв ОУН в 30-х гг. А после освобождения украинских территорий советскими войсками, если доверять оценкам украинского историка Станислава Кульчицкого, жертвами УПА в основном становились мирные жители (деятели советско-партийных органов, крестьяне и колхозники, рабочие и учителя) и бывшие участники подполья, которые решили сдаться. Они все исключены из доминирующего нарратива.
Понятия эксклюзивности/инклюзивности украинских нарративов памяти были главными темами критики до и после Майдана. Этноцентризм национальной истории множество раз обсуждался различными авторами, но фундаментально эта проблема так и не была решена, хотя отдельные элементы инклюзивности были введены, исходя из политического прагматизма. В общегосударственной политике памяти депортация Сталиным крымских татар фактически не присутствовала, но ситуация кардинально изменилась после аннексии Крыма. В ноябре 2015 года Верховная Рада приняла постановление, в котором признавала депортацию геноцидом крымско-татарского народа. Другим примером может быть включение «феминистических» элементов в нарратив о войне – в основном в героической обертке, например, о женщинах в УПА или шире – в украинском национальном движении.
Новые надежды?
Победа Зеленского и его партии Слуга народа на выборах дала многим надежду, что политика памяти изменится. Собственно, Зеленский в своем новогоднем выступлении пытался “нейтрализовать” противоречия между различными нарративами памяти и апеллировать к тому, что объединяет украинцев. Об этом он говорил и в интервью для израильской газеты: «There are heroes that are honored in the west and in the center of Ukraine, and there are other Ukrainians that have their own heroes and think otherwise. [...] And that’s why I’ve said several times, very clearly: When we have so complicated a history, let’s build a common history. Let’s find those people whose names do not cause controversy in our present and in our future. Let’s name the monuments and streets for those people whose names do not provoke conflict.»[6] В декабре 2019 г. был назначен новый глава Института национальной памяти – Антон Дробович. Он заявил, что пришел на это место, чтобы усилить диалог в вопросах культуры и политики памяти. На данном этапе кажется, что отношения с Польшей в вопросе политики памяти стали менее напряженными. Очевидно также, что он более открыт к дискуссии, но при этом нет и речи о пересмотре законов о «декоммунизации». Дробович уже выступил с инициативой создать в одном из городов музей памятников советской «монументальной пропаганды» с соответствующими комментариями, чтобы показать преступления «тоталитарного режима».
Антифашистская культура
В политике памяти необходимо смещать акценты на объединяющие, а не разъедияющие элементы. И я бы сказал, что нужно «демилитаризировать» память о прошлом. Бандера, ОУН и УПА плохо подходят для этого. Но все-таки остается несколько проблем, которые нужно решить. «Декоммунизацинные» законы и их эффекты, которые фактически клеймят всех коммунистов (и просто левых) независимо от того, связаны они со сталинизмом или нет, и возносят радикальных националистов в статус героев. Это непосредственно связано со следующей проблемой: антифашистская культура в Украине фактически разрушена. Гражданское общество готово толерировать праворадикальные группы и сотрудничать с ними под тем предлогом, что они «нас защищают от агрессора». Президент Украины пытается вести диалог с праворадикалами, а премьер-министр посещает организованный ими концерт, на котором открыто выступает неонацистская группа, и не несет никакой публичной ответственности. Это прямо связано с исчезновением чувствительности к спорному прошлому, к организациям, которые далеки от каких-либо форм демократии.
Это должно закончиться. Украина должна заново собрать антифашистскую культуру памяти и перестать уходить от неудобных вопросов прошлого, а быть готовой к открытой и уважительной дискуссии. Нужно пытаться охватить прошлое во всей его противоречивости. Безусловно является правдой то, что ОУН и УПА не только сотрудничали, но и вступали в противостояние с нацистами. И они действительно становились жертвами нацистских репрессий, но это не уникальный сюжет. Один из лидеров «Железной гвардии» Хориа Симу или австрофашист Курт Шушниг также бывали в заключении. Это такая же правда, как и участие ОУНовцев и УПА в этнических чистках поляков и убийствах евреев.
Есть насущная потребность критиковать и переосмыслять советские мифы о Второй мировой войне. Безусловно, образ Красной армии как армии-спасительницы Европы, созданный СССР, вытесняет на маргинес сам ужас войны, который переживали советские солдаты, а также затушевывает преступления некоторых красноармейцев и НКВД. Об этом тоже нужно говорить открыто. Многие советские солдаты боролись не за Сталина, а против ужасающего своей жестокостью режима Гитлера. Именно осмысление таких явлений через противоречие должно стать иммунитетом от слепой героизации и мифологизации. Необходимо критиковать националистическое и милитаристское использование «Великой Отечественной войны» путинским режимом. Подлинная антифашистская борьба должна быть построена не на культе милитаризма и войны. Она должна быть направлена против любых фашистских движений и любого рода проявлений расизма, ксенофобии, консерватизма и национализма.
[1] https://zakon.rada.gov.ua/laws/show/684-2014-п
[2] https://kijow.msz.gov.pl/uk/news/wydarz_polit/oswiadczenie_ambasadorow_u
[3] https://mfa.gov.il/MFA/PressRoom/2020/Pages/MFA-condemns-public-glorification-of-individuals-responsible-for-the-murder-of-Jews-and-antisemitic-ideologists-in-Ukraine-.aspx?fbclid=IwAR0K33IVJFZ410YIJpKslQ_5-2WboNX_WXPtA88NLfz4gOBHGSN9dqr5JSk
[4] https://www.timesofisrael.com/a-serious-man-zelensky-bids-to-address-ukraines-dark-past-brighten-its-future/
[5] https://www.rp.pl/Publicystyka/306079888-Lukasz-Adamski-Kijow-dalej-od-Europy.html?preview=&remainingPreview=&grantedBy=preview&
[6] https://www.timesofisrael.com/a-serious-man-zelensky-bids-to-address-ukraines-dark-past-brighten-its-future/